Проблема игры издавна привлекала к себе внимание исследователей. Различные исследователи и мыслители нагромождают одну теорию игры на другую - К.Гросс, Ф.Шиллер, Г.Спенсер, К.Бюлер, З.Фрейд и другие. Каждая из них как будто отражает одно из проявлений многогранного явления игры, и ни одна, по-видимому, не охватывает подлинной ее сущности.

В отечественной психологии и педагогике серьезно разрабатывали теорию игры К.Д.Ушинский, П.П.Блонский, Г.В.Плеханов, С.Л.Рубинштейн, Л.С.Выготский, Н.К.Крупская, А.Н.Леонтьев, Д.Б.Эльконин, А.С.Макаренко, М.М.Бахтин, Ф.И.Фрадкина, Л.С.Славина, Е.А.Флерина, В.А.Сухомлинский, Ю.П.Азаров, В.С.Мухина, О.С.Газман и др.

Основные научные подходы к объяснению причинности появления игры следующие:

Теория избытка нервных сил (Г.Спенсер, Г.Шурц);

Теория инстинктивности, функции упражнения (К.Гросс, В.Штерн);

Теория функционального удовольствия, реализация врожденных влечений (К.Бюлер, З.Фрейд, А.Аддер);

Теория религиозного начала (Хейзинга, Всеволодский-Гернгросс, Бахтин, Соколов и др.);

Теория отдыха в игре (Штейнталь, Шалер, Патрик, Лацарус, Валдон);

Теория духовного развития ребенка в игре (Ушинский, Пиаже, Макаренко, Левин, Выготский, Сухомлинский, Эльконин);

Теория воздействия на мир через игру (Рубинштейн, Леонтьев);

Связь игры с искусством и эстетической культурой (Платон, Шиллер);

Труд как источник появления игры (Вундт, Плеханов, Лафарг и др.);

Теория абсолютизации культурного значения игры (Хейзинга, Ортега-и-Гассет, Лем).

Рассмотрим некоторые из этих теорий.

Особой известностью пользуется теория К.Гросса. Гросс усматривает сущность игры в том, что она служит подготовкой к дальнейшей серьезной деятельности; в игре ребенок, упражняясь, совершенствует свои способности. В этом, по Гроссу, основное значение детской игры; у взрослых к этому присоединяется игра как дополнение к жизненной действительности и как отдых.

Основное достоинство этой теории, которое завоевало ей особую популярность, заключается в том, что она связывает игру с развитием и ищет смысл ее в той роли, которую она в развитии выполняет. Основным недостатком этой теории является то, что она указывает лишь "смысл" игры, а не ее источник, не вскрывает причин, вызывающих игру, мотивов, побуждающих играть. Объяснение игры, исходящее лишь из результата, к которому она приводит, превращаемого в цель, на которую она направлена, принимает у Гросса сугубо телеологический характер, телеология в ней устраняет причинность. Поскольку же Гросс пытается указать источники игры, он, объясняя игры человека так же, как игры животных, ошибочно сводит их целиком к биологическому фактору, к инстинкту. Раскрывая значение игры для развития, теория Гросса по существу своему антиисторична.

В теории игры, сформулированной Г.Спенсером, который в свою очередь развил мысль Ф.Шиллера, усматривается источник игры в избытке сил: избыточные силы, не израсходованные в жизни, в труде, находят себе выход в игре. Но наличие запаса неизрасходованных сил не может объяснить направления, в котором они расходуются, того, почему они выливаются именно в игру, а не в какую-нибудь другую деятельность; к тому же играет и утомленный человек, переходя к игре как к отдыху. Трактовка игры как расходования или реализации накопившихся сил является формалистской, поскольку берет динамический аспект игры в отрыве от ее содержания. Именно поэтому подобная теория не в состоянии объяснить игры.

Свои взгляды по поводу игры Г. Спенсер излагает в следующих положениях: "Деятельности, называемые играми, соединяются с эстетическими деятельностями одной общей им чертой, а именно тем, что ни те, ни другие не помогают сколько-нибудь прямым образом процессам, служащим для жизни"

Стремясь раскрыть мотивы игры, К.Бюлер выдвинул теорию функционального удовольствия (т.е. удовольствия от самого действования, независимо от результата) как основного мотива игры. Опять-таки не подлежит сомнению, что здесь верно подмечены некоторые особенности игры: в ней важен не практический результат действия в смысле воздействия на предмет, а сама деятельность; игра не обязанность, а удовольствие. И опять-таки не подлежит сомнению, что такая теория в целом неудовлетворительна. Теория игры как деятельности, порождаемой удовольствием, является частным выражением гедонической теории деятельности, т.е. теории, которая считает, что деятельность человека регулируется принципом удовольствия или наслаждения, и страдает тем же общим недостатком, что и эта последняя. Мотивы человеческой деятельности так же многообразны, как и она сама; та или иная эмоциональная окраска является лишь отражением и производной стороной подлинной реальной мотивации. Так же как динамическая теория Шиллера-Спенсера, и эта гедоническая теория упускает из виду реальное содержание действия, в котором заключен его подлинный мотив, отражающийся в той или иной эмоционально-аффективной окраске. Признавая определяющим для игры фактором функциональное удовольствие, или удовольствие от функционирования, эта теория видит в игре лишь функциональное отправление организма. Такое понимание игры, будучи принципиально неправильным, фактически неудовлетворительно, потому что оно могло бы быть применимо во всяком случае лишь к самым ранним "функциональным" играм и неизбежно исключает более высокие ее формы.

Фрейдистские теории игры видят в ней реализацию вытесненных из жизни желаний, поскольку в игре часто разыгрывается и переживается то, что не удается реализовать в жизни. Адлеровское понимание игры исходит из того, что в игре проявляется неполноценность субъекта, бегущего от жизни, с которой он не в силах совладать. Таким образом, круг замыкается: из проявления творческой активности, воплощающей красоту и очарование жизни, игра превращается в свалку для того, что из жизни вытеснено; из продукта и фактора развития она становится выражением недостаточности и неполноценности, из подготовки к жизни она превращается в бегство от нее.

В отечественной литературе попытки дать свою теорию игры сделали Д.Н.Узнадзе, Л.С.Выготский, Д.Б. Эльконин и другие.

Выготский и его ученики считают исходным, определяющим в игре то, что ребенок, играя, создает себе мнимую ситуацию вместо реальной и действует в ней, выполняя определенную роль, сообразно тем переносным значениям, которые он при этом придает окружающим предметам.

Переход действия в воображаемую ситуацию действительно характерен для развития специфических форм игры. Однако создание мнимой ситуации и перенос значений не могут быть положены в основу понимания игры.

Основные недостатки по мнению С.Л. Рубинштейна этой трактовки игры таковы:

1. Она сосредоточивается на структуре игровой ситуации, не вскрывая источников игры.

2. Перенос значений, переход в мнимую ситуацию не является источником игры.

3. Попытка истолковать переход от реальной ситуации к мнимой как источник игры могла бы быть понята лишь как отклик психоаналитической теории игры.

Интерпретация игровой ситуации как возникающей в результате переноса значения и тем более попытка вывести игру из потребности играть значениями является сугубо интеллектуалистической.

Превращая хотя и существенный для высоких форм игры, но производный факт действования в мнимой, т.е. воображаемой, ситуации в исходный и потому обязательный для всякой игры, эта теория, неправомерно суживая понятие игры, произвольно исключает из нее те ранние формы игры, в которых ребенок, не создавая никакой мнимой ситуации, разыгрывает какое-нибудь действие, непосредственно извлеченное из реальной ситуации (открывание и закрывание двери, укладывание спать и т.п.). Исключая такие ранние формы игры, эта теория не позволяет описать игру в ее развитии.

Д.Н.Узнадзе видит в игре результат тенденции уже созревших и не получивших еще применения в реальной жизни функций действования. Снова, как в теории игры от избытка сил, игра выступает как плюс, а не как минус. Она представляется как продукт развития, притом опережающего потребности практической жизни. Это прекрасно, но серьезный дефект этой теории в том, что она рассматривает игру как действие изнутри созревших функций, как отправление организма, а не деятельность, рождающуюся во взаимоотношениях с окружающим миром. Игра превращается, таким образом, в формальную активность, не связанную с тем конкретным содержанием, которым она как-то внешне наполняется. Такое объяснение "сущности" игры не может объяснить реальной игры в ее конкретных проявлениях.

Под руководством А.Н. Леонтьева и А.В. Запорожца был проведен ряд важных экспериментальных исследований Д.Б. Элькониным, Л.С. Славиной, З.В. Мануйленко, Я.3. Неверович, А.В. Черковым, 3.М. Богуславской, которые продвинули понимание игры.

Д.Б. Эльконин в нескольких положениях перечисляет то новое, что внесла эта коллективная работа в психологию детской игры:

1) разработка гипотезы об историческом возникновении той формы игры, которая является типичной для современных дошкольников, и теоретическое доказательство, что ролевая игра является социальной по своему происхождению и именно поэтому по своему содержанию;

2) раскрытие условий возникновения этой формы игры в онтогенезе и доказательство, что игра на границе дошкольного возраста возникает не спонтанно, а формируется под влиянием воспитания;

3) выделение основной единицы игры, раскрытие внутренней психологической структуры игры и прослеживание ее развития и распада;

4) выяснение того, что игра в дошкольном возрасте особенно сенситивна к сфере человеческой деятельности и межчеловеческих отношений, и установление, что основным содержанием игры является человек -- его деятельность и от ношения взрослых друг к другу, и в силу этого игра есть форма ориентации в задачах и мотивах человеческой деятельности;

5) установлено, что игровая техника -- перенос значений с одного предмета на другой, сокращенность и обобщенность игровых действий -- является важнейшим условием проникновения ребенка в сферу социальных отношений, их своеобразного моделирования в игровой деятельности;

6)выделение в игре реальных отношений детей друг с другом, являющихся практикой их коллективных действий;

7) выяснение функций игры в психическом развитии детей дошкольного возраста.

Каждая из оригинальных теорий касается нескольких различных проблем относительно игры. Теория Фрейда больше связана с изучением взаимоотношений между образной игрой и эмоциями. Пиаже рассматривает игру как часть интеллектуального развития. Этологи интересуются эволюцией, биологической значимостью и причинами кажущегося бесцельного и неуместного поведения. Сторонники теории обучения заинтересовались игрой, но игрой, включающей обучение и индивидуальную реакцию на раздражитель. Вопросы эмоционального возбуждения, особенностей восприятия, обучения и взгляд, с точки зрения биологии и развития, не могут быть полностью изолированы друг от друга.

Теоретические и экспериментальные исследования, в первую очередь А.Н. Леонтьева, Л.В. Запорожца, П.Я. Гальперина Д.Б. Эльконина, стали органической частью исследований по психологии игры. Для отечественных психологов всякое новое достижение в общей теории заставляло пересматривать воззрения на игру, добывать новые факты, выдвигать новые гипотезы.

Игра - одно из замечательных явлений жизни, деятельность как будто бесполезная и вместе с тем необходимая.

Невольно чаруя и привлекая к себе как жизненное явление, игра оказалась весьма серьезной и трудной проблемой для научной мысли.

В отечественной педагогике и психологии проблему игровой деятельности разрабатывали К.Д. Ушинский, П.П. Блонский, С.Л. Рубинштейн, Д.Б. Эльконин и др. Различные исследователи и мыслители зарубежья нагромождают одну теорию игры на другую – К. Гросс, Ф. Шиллер, Г. Спенсер, К. Бюлер, З. Фрейд, Ж. Пиаже и другие. Каждая из них как будто отражает одно из проявлений многогранного явления игры, и ни одна, по-видимому, не охватывает подлинной ее сущности.

Особой известностью пользуется теория К. Гросса. Он усматривает сущность игры в том, что она служит подготовкой к серьезной дальнейшей деятельности; в игре человек, упражняясь, совершенствует свои способности. Основное достоинство этой теории, завоевавшей особую популярность, заключается в том, что она связывает игру с развитием и ищет смысл ее в той роли, которую она выполняет в развитии. Основной недостаток – эта теория указывает лишь «смысл» игры, а не ее источник, не вскрывает причин, вызывающих игру, мотивов, побуждающих играть. Гросс пытался указать источники игры. Он, объясняя игры человека так же, как игры животных, ошибочно сводит их целиком к биологическому фактору, к инстинкту. Раскрывая значение игры для развития, теория Гросса по существу антиисторична.

В теории игры, сформулированной Г. Спенсером, который, в свою очередь, развил мысль Ф. Шиллера, источник игры усматривается в избытке сил: избыточные силы, не израсходованные в жизни и в труде, находят себе выход в игре. Но наличие запаса неизрасходованных сил не может объяснить направления, в котором они расходуются, того, почему они выливаются именно в игру, а не в какую-нибудь другую деятельность; к тому же играет и утомленный человек, переходя к игре как к отдыху.

Трактовка игры как расходования или реализации накопившихся сил, по мнению С.Л. Рубинштейна, является формалистской, поскольку берет динамический аспект игры в отрыве от ее содержания. Именно поэтому подобная теория не в состоянии объяснить игру.

Стремясь раскрыть мотивы игры, К. Бюлер выдвинул теорию функционального удовольствия (т.е. удовольствия от самого действия, независимо от результата) как основного мотива игры. Теория игры как деятельности, порождаемой удовольствием, является частным выражением гедонистической теории деятельности, т.е. теории, которая считает, что деятельность человека генерируется принципом удовольствия или наслаждения.

Наконец, фрейдистские теории игры видят в ней реализацию вытесненных из жизни желаний, поскольку в игре часто разыгрывается и переживается то, что не удается реализовать в жизни.

Адлеровское понимание игры исходит из того, что в игре проявляется неполноценность субъекта, бегущего от жизни, с которой он не в силах совладать.

Таким образом, круг замыкается: из проявления творческой активности, воплощающей красоту и очарование жизни, игра превращается в свалку для того, что из жизни вытеснено; из продукта и фактора развития она становится выражением недостаточности и неполноценности, из подготовки к жизни она превращается в бегство от нее.

Л.С. Выготский и его ученики считают исходным, определяющим в игре то, что человек, играя, создает себе мнимую ситуацию вместо реальной и действует в ней, выполняя определенную роль, сообразно тем переносимым значениям, которые он при этом придает окружающим предметам.

Основными недостатками этой трактовки являются:

Она сосредоточивается на структуре игровой ситуации, не вскрывая источников игры. Перенос значений, переход в мнимую ситуацию не является источником игры. Попытка истолковать переход от реальной ситуации к мнимой, как источник игры, могла бы быть понята лишь как отзвук психоаналитической теории игры;

Интерпретация игровой ситуации как возникающей в результате переноса значения и тем более попытка вывести игру из потребности играть значениями является сугубо интеллектуалистической;

превращая, хотя и существенный для высоких форм игры, но производный факт действования в мнимой (воображаемой) ситуации в исходный и потому обязательный для всякой игры, теория Л.С. Выготского произвольно исключает из нее те ранние формы игры, в которых человек не создает никакой мнимой ситуации. Исключая такие ранние формы игры, эта теория не позволяет описать игру в ее развитии.

Д.Н. Узнадзе видит в игре результат тенденции уже созревших и не получивших еще применения в реальной жизни функций действования. Снова, как в теории игры от избытка сил, игра выступает как плюс, а не как минус. Она представляется как продукт развития, притом опережающего потребности практической жизни. Это прекрасно, но серьезный дефект теории состоит в том, что она рассматривает игру как действия изнутри созревших функций, как отправление организма, а не как деятельность, рождающуюся во взаимоотношениях с окружающим миром. Игра превращается, таким образом, в формальную активность, не связанную с тем реальным содержанием, которым она как-то внешне наполняется. Такое объяснение «сущности» игры не может объяснить реальной игры в ее конкретных проявлениях.

Теории происхождения игры

Попытки разгадать тайну происхождения игры предпринимались учёными на протяжении многих сотен лет.

Проблема игры возникла как слагаемое проблемы свободного времени и досуга людей в силу тенденций религиозно-социально­-экономического и культурного развития общества.

Искусство как и игра имеет своим содержанием нормы человеческой жизни и деятельности, но кроме того, смысл и мотивы.

Искусство заключается том, чтобы особыми средствами художественной формы интерпретировать эти стороны человеческой жизнедеятельности, рассказать о них людям, заставить их пережить эти проблемы, принять или отвергнуть, предлагаемое художником понимание смысла жизни.

Именно этим родством игры и искусства объясняется постепенное вытеснение развернутых форм игровой деятельности из жизни взрослых членов общества разнообразными формами искусства.

Начало разработки общей теории игры следует относить к трудам Шиллера и Спенсера. Значительный вклад в развитие данной теории внесли Фрейд, Пиаже, Штерн, Дьюи, Фромм, Хейзинга и др.

В отечественной психологии и педагогике теорию игры разрабатывали К.Д. Ушинский, П.П. Блонский, Г.В. Плеханов, С.Л. Рубинштейн, Л.С. Выготский, Н.К. Крупская, А.Н. Леонтьев, Д.Б. Эльконин, B.C. Мухина, А.С. Макаренко и другие.

А.Н. Леонтьев в работе “Психологические основы дошкольной игры” описывает процесс возникновения детской ролевой игры следующим образом: «в ходе деятельности ребенка возникает противоречие между бурным развитием у него потребности в действии с предметами, с одной стороны, и развитием осуществляющих эти действия операций (т.е. способов действия) - с другой. Ребенок хочет сам управлять автомобилем, он сам хочет грести на лодке, но не может осуществить этого действия... потому, что он не владеет и не может овладеть теми операциями, которые требуются реальными предметными условиями данного действия... Это противоречие может разрешиться у ребенка только в одном единственном типе деятельности, а именно в игровой деятельности, в игре...»

Только в игровом действии требуемые операции могут быть заменены другими операциями, а его предметные условия – другими предметными условиями, причем содержание самого действия сохраняется.

Вот несколько основных подходов к объяснению причин возникновения игры:

Теория избытка нервных сил, компенсаторности возникла в XIX веке, в то время, когда преобладала точка зрения, что игра есть явление, замещающее, компенсирующее активность. Родоначальником данной теории является английский философ Спенсер (1820 - 1903), который считал игру результатом чрезмерной активности, возможности которой не могут быть исчерпаны в обычной деятельности. Согласно Спенсеру, игра значима только тем, что позволяет высвободить избыток энергии, присущей животным с высоким уровнем организации и человеку. Спенсер утверждает, что игры людей, в том числе детей есть проявление инстинктов, направленных на успех в “борьбе за существование”, порождают “идеальное удовлетворение” этих инстинктов и совершаются ради этого удовлетворения. Спенсер, ставит проблему избытка сил в более широкий эволюционно­биологический контекст. Чем выше на эволюционной лестнице находится животное, тем более у него остается свободная энергия, которая расходуется не на непосредственные нужды организма, а на воображаемую деятельность, к которым относятся игры и искусство.

Теория инстинктивности, функции упражнения в игре, предупражнения инстинктов. В начале 19 века особую популярность приобрела теория предупражнения швейцарского учёного К. Гросса , который считал игру первичной, изначальной, какими бы внешними или внутренними факторами она не вызывалась: избытком сил, усталостью, стремлением к соперничеству, подражанию и т.д. Игра, по Гроссу, вечная школа поведения.

Гросс стоял на такой же позиции укрепления развития наследственных форм поведения в играх, критически относился к теориям отдыха и избытка нервных сил. Суть концепции Гросса сводится к отрицанию рефлекторной природы и к признанию спонтанности развития за счёт разряда внутренней энергии в организме, то есть в игре упражняются только инстинкты.

Его книги посвящены играм человека и играм животных. Впервые был обобщен и систематизирован большой конкретный материал и поставлена проблема биологической сущности и значения игры. Он впервые поставил вопрос о важности игры для всего хода психического развития ребенка.

К. Гросс считал, что игра имеет место только у животных, не обладающих к моменту рождения готовыми инстинктивными формами поведения.

Спенсер внёс в понимание игры эволюционный подход, указав на распространение игр у животных, инстинктивные формы которых недостаточны для приспособления к изменчивым условиям существования. В играх животных происходит предварительное приспособление - предупражнение инстинктов к условиям борьбы за существование по мере их взросления.

С новой концепцией игры выступил Бойтендайк в книге «Игра человека и животных». Большой интерес представляет анализ особенностей отношений данного вида животных к среде. Бонтейдайк делит всех млекопитающих на травоядных и плотоядных.

Плотоядные являются прирожденными охотниками и у них игра имеет наибольшее распространение.

Травоядные играют очень мало или вообще не играют. Исключение составляют обезьяны, так как формой добывания пищи является схватывание.

Надо признать, что влечения, то есть инстинкты, лежащие в основе игры, свойственны и людям. Чем более фиксированы к моменту рождения инстинктивные формы поведения, тем менее развиты ориентировочные формы деятельности. Но в этих биологизаторских теориях не учтено историческое исследование происхождения детской игры.

Теория рекапитуляции и антиципации. Американский психолог, педагог Г.С. Холл (1846-1924) выдвинул идею рекапитуляции (сокращённого повторения этапов развития человечества) в детских играх.

Игра, по мнению сторонников этой теории, помогает преодолевать инстинкты прошлого, становиться цивилизованнее. Данные исследователи воспринимают игру и игровую атрибутику как редуцированную деятельность, т.е. как воспроизводство образа жизни, культовых церемоний далёких предков.

Существует также теория антиципации будущего в детской игре. Сторонники этой теории считают, что игры у мальчиков и девочек различны, так как обусловлены жизненной ролью, которая их ждёт. Временными аспектами игровой деятельности занимался О.С. Газман . Он писал: “Игра всегда выступает одновременно как бы в двух временных измерениях - в настоящем и будущем.” Приверженцы этой теории пытаются доказать, что игры, с одной стороны, предвосхищают будущее, но работают на настоящее.

Теория функционального удовольствия, реализации врождённых влечений фактически является теорией психоанализа. Авторы данной теории считают, что скрытые желания бессознательной сферы в играх имеют преимущественно эротическую окраску и обнаруживаются чаще всего в ролевых играх. А. Адлер (1870 - 1937) - австрийский психиатр и психолог, ученик 3. Фрейда, основатель индивидуальной психологии, считал источником мотивации стремления ребёнка к самоутверждению как компенсации возникающего в детстве чувства неполноценности. Адлер объясняет появление игры и её своеобразие как реализацию желаний, которые ребёнок не может осуществить в действительности.

Фрейд - основоположник психоанализа, разрабатывал идею компенсаторности игры, связывал её с бессознательными механизмами психики человека. По Фрейду, бессознательные влечения реализуются в детских играх символически. Игры, по исследовательским данным Фрейда, очищают и оздоравливают психику, снимают травматические ситуации, являющиеся причиной многих неврологических заболеваний. Т.О. детская игра является одним из механизмов выхода запрещенных влечений.

Как считает Фрейд, в противоположность гипотезе антиципации игры, игры выступают не как выражение функции, а как её изображение. Полезность игры, согласно теории Фрейда, заключается в том, чтобы вызвать с помощью удовлетворения, получаемого окольным путём, подлинный катарсис. Игры позволяют либидо развернуться и выразиться, высвобождать чувственность, стремящуюся испытать и познать себя.

Игру как средство поддержания бодрости и силы трактовали Шиллер и Спенсер. Для Шиллера игра - это эстетическая деятельность, избыток сил свободных от влияния потребностей является условие возникновения эстетического наслаждения, которое доставляется игрой. Шиллер, Г.Спенсер, В.Вундт – согласно их взглядам происхождение игры тесно связано с происхождением искусства. Игра, как искусство вызвано избытком жизненных сил. А В.Вундту, давал такое высказывание: «игра-это дитя труда». Понимая, что в игре человек не только тратит, но и восстанавливает энергию. Такие исследователи, как Шалер, Валлон, Патрик, Штейнталь, считали игру не столько компенсаторной, сколько уравновешенной, а значит отдыхом. Игра позволяет привлечь в работу ранее бездействовавшие органы и тем самым восстановить жизненное равновесие.

Теория духовного развития ребёнка в игре. К.Д. Ушинский (1824 - 1871) противопоставляет проповеди стихийности игровой деятельности идею использования игры в общей системе воспитания, в деле подготовки ребёнка через игру к трудовой деятельности. Ушинский один из первых утверждал, что в игре соединяются одновременно стремление, чувствование и представление.

Многие учёные, в том числе Пиаже, Левин, Выготский, Эльконин, Ушинский, Макаренко, Сухомлинский, полагали, что игра возникает в свете духовности и служит источником духовного развития ребёнка.

Бесспорно, существуют и другие версии происхождения игры. Например, Ж. Шато считает, что игры детей возникли из их вечного стремления подражать взрослым. Р. Хартли, JI. Франк, Р. Гольденсон предполагают, что игра порождается “коллективным инстинктом” детей. Тот же Хейзинга или Гессе, Лем, Мазаев источником игры считают культуру, равно как и игру, источником культуры. Многие из вышеназванных исследователей называют источником игры общественный разум.

Теорию игры в аспекте её исторического проявления, выяснения её социальной природы, внутренней структуры и её значения для развития индивида в нашей стране разрабатывали Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Д.Б. Эльконин и другие.

Один и тот же круг исследователей называют разные источники и причины появления феномена игры, рассматривая различные функции или близкие ей явления культуры.

Искусство как игра

Теория игры получила развитие в зарубежной эстетике с конца XVIII в. Сравнивая искусство и ремесло, И. Кант говорит, что «первое называется свободным, а второе можно также назвать искусством для заработка. На первое смотрят так, как если бы оно могло оказаться (удасться) целесообразно как игра, т. е. как занятие, которое приятно само по себе» (Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 5. С. 319), на второе смотрят, как на работу, т. е. как на занятие, которое само по себе неприятно и привлекает только своим результатом (например, заработком).

Теория игры получает развитие у Шиллера. В человеке существует два противоположных начала: «чувственное побуждение» (соответствует законам необходимости) и разумное («побуждение к форме») [которое] соответствует законам свободы. Оба побуждения нуждаются в ограничении. Они ограничиваются «побуждением к игре».

Игра для Шиллера не только источник искусства, но и его специфическая особенность. Игра - это особая деятельность, отличная от прозаической деятельности и чуждая фантастической деятельности воображения. Игра - это свободная деятельность целостного человека. «Человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет (Шиллер Ф. Статьи по эстетике. М., Л., 1938. С. 245). В процессе игры создается «видимость» - нечто идеальное в сравнении с самой жизнью и реальное в сравнении с неконтролируемой деятельностью чистого воображения.

Видимость - это красота и образ, которые не отождествляются с самой жизнью, они полностью противопоставляются ей; они соединяют чувственность с разумом, т. е. одухотворяют чувственность и, следовательно, облагораживают и возвышают человека. Игра-искусство- путь к свободе и социальному переустройству.

У Шиллера, таким образом, теория игры-альтернатива теории мимезиса, согласно которой искусство - это простое подражание. У Шиллера искусство - это и не механическое воспроизведение реальности и не чистый продукт фантазии. Как [принято] у романтиков, Шиллер подчеркивает социальную роль искусства - формирование гармоничной личности и на этой основе преобразование общества.

В дальнейшем теория игры получает или чисто психологическое или же гносеологическое истолкование.

Иным путем развил теорию игры Герберт Спенсер (1820-1903) в книге «Основы психологии» (1888, Т. 2. Ч. I) («Принципы психологии», 1852-1857). Это т[ ак] называемая] теория «избытка сил».

Низшие организмы не располагают избытком сил, поэтому их деятельность всегда утилитарна. У высших организмов, как более приспособленных к среде, может накладываться избыток сил. Избыток сил находит выход в игре. Так, кошка бегает за клубком ниток. Непосредственно в игре мы не находим ничего утилитарного, однако здесь происходит упражнения сил, т. е. опосредованным путем достигается тоже утилитарная цель-самосохранение индивида или продолжение рода. Однако полезность игры не непосредственная, а опосредованная. Непосредственно игра представляет собой в некотором отношении роскошь.

Игра имеет место и у человека, в особенности, у детей. Няньчанье кукол, прием гостей и т. д. - это настоящее воспроизведение деятельности взрослых. С физиологической точки зрения игра - это расходование избытка сил, упражнение органов. Игра в то же время - подражание. Игра - это активность, тождественная с художественной деятельностью. Следовательно, искусство - это игра, активность, характеризующаяся отсутствием непосредственной заинтересованности, самоценностью. Но опосредственно игра-искусство приносит пользу, поэтому Спенсер отрицает теорию чистого искусства.

Карл Гросс (1861 -1929) (Игра животных, 1896; «Игры людей», 1899). Эстетическое наслаждение - это «играющее, сенсорное переживание»; поэтому искусство может рассматриваться как высшая форма игры. Что касается игры, то он развил мысль об ее упражняющем значении, т. е. рассматривал ее как целесообразную активность.

Психологическую сторону теории игры развил Конрад Ланге (1855-1921) («Сущность искусства», 1901, 1907). Он обосновывает иллюзионистскую теорию искусства. Эстетическое есть иллюзия; цель искусства - сознательный самообман и наслаждение иллюзией, колебание (schwanken) между действительностью и иллюзией, между стремлением сохранить иллюзию и противоположным стремлением освободиться от нее. Похоже, что К. Ланге развивает шиллеровскую концепцию игры и видимости. Он вводит понятие «внутреннего подражания» как основы эстетического. Через подражание создаются внутренние образы, эстетическая видимость.

Игра - это «искусство» детей, а искусство - это усовершенствованная формы игры. Оба они проистекают из избытка физической энергии, оба они - сознательный самообман (например, дети обижаются, когда в игре их называют не вымышленными, а настоящими именами), поскольку это помещает людей в идеализированный мир. Картины, статуи, поэмы, драмы, как детские куклы, живут в воображении и вместе с тем как бы существуют реально. Ланге признает изобразительную функцию искусства, но освобождает художника от требования буквальной имитации. Подчеркивается радость творческой деятельности.

Не всякая форма игры есть искусство (не всякая игра имеет черты иллюзии), но всякое искусство есть форма игры, так как характеризуется тем, что доставляет удовольствие, лишает интереса и т. д.

Ланге предлагает следующую схему:

Акустическая чувственная игра - музыка

Оптическая чувственная игра-орнамент

Игра движений - танец

Драматическая игра - театральное представление

Рассматривание картин в книге - живопись

Игра в куклы - пластическое искусство

Игра в строительство-архитектура

Рассказывание историй - эпическая поэзия

Ланге не может подыскать аналогии для лирической поэзии, но песни нянек приближаются к аналогии поэзии.

Самуэль Александер (1859-1939), как и Ланге, полагает, что красота «иллюзорна», но при этом подчеркивает, что иллюзия осознается в качестве таковой. Кто-то наслаждается видимостью, зная, что это видимость. Печаль заупокойной мессы, горделивая осанка статуи, ужас трагической драмы существуют только для сознания (mind), которое созерцает их с помощью чувств (feeling) и воображения. Эти зависящие от сознания качества Александер назвал «третичными», отличая их как от «первичных» (движение, форма, объем), так и «вторичных» (цвет, звук). Для неореалиста Александера и первичные и вторичные качества принадлежат самим объектам и не зависят от сознания. Красота возникает, по Александеру, из гармонического «сочетания» двух элементов: того, что существует в действительности, и того, что прибавляется сознанием. Однако и в приписывании «третичных» качеств объекту зрители (созерцающие) не остаются прихотливыми (whimsical) [не остаются во власти своей прихоти и произвола], произвольными существами. Эстетическая оценка безлична и незаинтересована, она не есть только выражение личной идеи о ситуации, т. е. прихоти. (Изложение по книге Rader , из предисловия).

Оскар Уайльд (1856-1900). («Упадок лжи» - главный эстетический трактат).

До сих пор мы рассматривали концепцию искусства философов. Интересно проследить затем, как складываются представления о природе искусства у самих художников. В этом отношении очень показателен О. Уайльд - поэт «конца века». Это один из представителей декадентства, «золотой молодежи», эстетства. Во внешнем облике черты «дендизма», эстетства: туфли с серебряными пряжками, короткие шелковые брюки, жилеты в цветочек, а на голове берет. Носит: подсолнечник, лилию и перо павлина - признаки эстетства. Результат эстетизма приводит Уайльда [В результате эстетизм приводит Уайльда ]к пересмотру нравственности. Уайльд - открытый аморалист. Вот несколько парадоксов, которые он высказывает:

«Грех - единственное в жизни, ради чего вообще стоит жить». «Преступник никогда не бывает вульгарным, но вульгарность - всегда преступление». «Понятие добра и зла доступно лишь тем, кто лишен всех остальных понятий». «Милосердие порождает много зла... Самое существование совести... есть признак нашего несовершенного развития. Чтобы стать утонченным, нужно, чтобы совесть была поглощена нашим инстинктом. ...Добродетель: кто знает, что такое добродетель? Вы не знаете и я не знаю. Никто». «Полюбить себя - вот начало романа, который продлится всю жизнь». «Мы - порождение тревожного, бесноватого века и куда нам бежать в такие минуты отчаяния и надрыва, куда нам укрыться, как не в ту вечную обитель красоты, где всегда много радости и нежного забвения, - в тот божественный град, в ту cita divira ..., где хотя бы на краткий миг можно позабыть все распри и ужасы мира, а также печальный удел, выпавший в мире для нас».

Итак, полный аморализм, духовный аристократизм, культ наслаждения, индивидуализм, ницшианское презрение к массам - такова общественная позиция, с которой Уайльд смотрит на искусство, отсюда и предельный субъективизм в понимании сущности искусства. Вот как возникает искусство по Уайльду: «Искусство начинается с абстрактного украшения, с чисто изобразительной приятной работы над тем, что недействительно, чего не существует. Это первая стадия. Жизнь приходит в восторг от этого нового чуда и просит, чтобы ее допустили туда, в этот очарованный круг. Искусство берет жизнь как часть своего сырого материала, пересоздает ее, перевоплощает в новые формы. Оно совершенно равнодушно к фактам, оно изображает, фантазирует, грезит и между собою и реальностью ставит высокую перегородку красивого стиля декоративной или идеальной трактовки. В третьей стадии жизнь берет перевес и изгоняет искусство в пустыню. Вот настоящий декаданс, от которого мы нынче страдаем». «Жизнь - очень едкая жидкость, она разрушает искусство, опустошает его “дом”».

Задача художника «заключается просто в том, чтобы очаровывать, восхищать, доставлять удовольствие».

Искусство, таким образом, уже не представляет действительность - оно полностью результат деятельности художника. Более того, его образы «реальнее живых людей; ему принадлежат великие прототипы и только их незаконченными копиями являются существующие предметы». «Стоит ему повелеть - и миндальное дерево расцветет зимою, и зреющая нива покроется снегом. Скажет слово - и мороз наложит свой серебряный палец на знойные уста июня, и выползут крылатые львы из расселин Лидийских холмов». «Мы не видим вещи, покуда не видим ее красоты. Тогда, и только тогда, эта вещь начинает существовать. В настоящее время люди видят туманы не потому, что туманы существуют, но потому, что поэты и живописцы показали им таинственную прелесть подобных эффектов. В Лондоне туманы существуют не первое столетие; смею сказать, они были всегда. Но никто их не видел и потому мы ничего о них не знаем. Они не существовали, покуда искусство не изобразило их».

Итак, не искусство подражает жизни, а, напротив, жизнь - искусству. Тургенев создал нигилистов, картины Данте Габриелле Росетти - меланхолические, задумчивые лица лондонских девушек.

Как определяется игра.

Henri Pieron (Vocabulaire de psychologie) приводит следующие определения.

Приятная деятельность, противостоящая труду.

I . Самоцелевая деятельность, противоположная труду, где цель находится вне этой деятельности (Болдуин).

II . Низшая деятельность, неадаптированная к реальности, как это имеет место в труде (P . Janet).

III . Деятельность, имеющая целью использование избытка расходуемой энергии в процессе труда (Спенсер).

IV . Деятельность, состоящая в воспроизведении действий, в настоящее время бесполезных, но являвшихся в историческом прошлом трудом (St . Hall , американский психолог XIX - XX вв.).

V . Деятельность самоцелевая, но подготавливающая ребенка к человеческому труду (Groos).

VI . Деятельность, приводящая в действие какие-либо функции, без того чтобы преследовать определенную цель (Buller , Carr), и позволяющая ребенку осуществлять свое Я, когда это он не способен сделать в полностью серьезной деятельности.

VII . Деятельность, состоящая в ассимиляции (умственная активность, состоящая во включении объекта или ситуации в умственную схему), которая функционирует для самой себя, без всякого усилия к аккомодации (умственная активность, трансформирующая первоначальную умственную схему, чтобы приспособиться к новой ситуации (Пиаже)).

Игры как особый вид деятельности человека могут воспроизводить явления действительности и труда, развивать психофизиологические качества людей (силу, ловкость, исхо д[ ные формы] теоретического] мышления, волю). Игра - свободная, непринужденная деятельность. Как правило, к ней обращаются для развлечения, отдыха; между тем многие игры имеют учебно-воспитательное и познавательное значение. Игры бывают детские и взрослые, индивидуальные, парные, коллективные.

Древнее возникновение игр [определяется тем, что они] имели воспитательное значение (охота на зверей) и были связаны с обрядами.

Всеволодин Чернгросс «Игры........» (1933) предложил различать три типа игр: 1) драматические; 2) спортивные; 3) орнаментальные. В драматических... художественный образ; спортивные-наличие соревнования и трепета участников и зрителей; орнаментальные включают хореографические элементы.

Широко распространена теория происхождения театра из игры. Но социальное значение игры иное, чем театра. Игра - для себя, театр - для публики.

Если подойти к игре с теоретической точки зрения, то мы увидим, что она всегда рассматривалась как средство воспитания для жизни в обществе. В индивидуальном развитии человека игра первична по отношению к серьезным занятиям (дети начинают с игры). Но по отношению к роду человеческому она, как справедливо отметил Плеханов,- «дитя труда». Игры близки к обрядам. Последние связаны с религиозно-мистическими представлениями.

Нет сомнения, что игра и обряды способствовали возникновению и формированию искусства. Но нельзя сказать, что искусство возникло из игры и обрядов, поскольку последние сами являются разновидностью деятельности, возникшей позже труда и являются воспроизведением трудовой и общественной жизни людей. Они обладают эстетическими аспектами. Но искусство с самого начала выступало как деятельность, удовлетворяющая специфические потребности людей - эстетические. Искусство - это тот вид деятельности, который связан с определенными формами познания и воздействия на действительность и имеет идеологический характер, является формой общественного сознания.

Таким образом, несмотря на то, что есть нечто общее между игрой и искусством, все же это разные виды человеческой активности, имеющие общую основу в труде.

Игра - одно из замечательных явлений жизни, деятельность, как будто бесполезная и вместе с тем необходимая. Невольно чаруя и привлекая к себе как жизненное явление, игра оказалась весьма серьезной и трудной проблемой для научной мысли.

В отечественной педагогике и психологии проблему игровой деятельности разрабатывали К. Д. Ушинский, П. П. Блонский, С. Л. Рубинштейн, Д. Б. Эльконин . Различные исследователи и мыслители зарубежья нагромождают одну теорию игры на другую - К. Гросс, Ф. Шиллep, Г. Спенсер, К. Бюлер, 3. Фрейд, Ж. Пиаже и др. "Каждая из них как будто отражает одно из проявлений многогранного явления игры, и ни одно, по-видимому, не охватывает подлинной ее сущности.

Особой известностью пользуется теория К. Гросса . Он усматривает сущность игры в том, что она служит подготовкой к серьезной дальнейшей деятельности; в игре человек, упражняясь, совершенствует свои способности. Основное достоинство этой теории, завоевавшей особую популярность, заключается в том, что она связывает игру с развитием и ищет смысл ее в той роли, которую она в развитии выполняет. Основной недостаток- эта теория указывает лишь "смысл" игры, а не ее источник, не вскрывает причин, вызывающих игру, мотивов, побуждающих играть. Объяснение игры, исходящее из результата, к которому она приводит, превращаемого в цель, на которую она направлена, принимает у Гросса сугубо телеологический характер, телеология в ней устраняет причинность. А поскольку Гросс пытается указать источники игры, он, объясняя игры человека так же, как игры животных, ошибочно сводит их целиком к биологическому фактору, к инстинкту. Раскрывая значение игры для развития, теория Гросса по существу своему антиисторична.

В теории игры, сформулированной Г. Спенсером , который в свою очередь развил мысль Ф. Шиллера , источник игры усматривается в избытке сил: избыточные силы, не израсходованные в жизни, в труде, находят себе выход в игре. Но наличие запаса неизрасходованных сил не может объяснить направления, в котором они расходуются, того, почему они выливаются именно в игру, а не в какую-нибудь другую деятельность; к тому же играет и утомленный человек, переходя к игре как к отдыху.

Трактовка игры как расходования или реализации накопившихся сил, по мнению С. Л. Рубинштейна , является формалистской, поскольку берет динамической аспект игры в отрыве от ее содержания. Именно поэтому подобная теория не в состоянии объяснить игру.

Стремясь раскрыть мотивы игры, К. Бюлер выдвинул теорию функционального удовольствия (т. е. удовольствия от самого действия, независимо от результата) как основного мотива игры. Теория игры как деятельности, порождаемой удовольствием, является частным выражением гедонистической теории деятельности, т. е. теории, которая считает, что деятельность человека генерируется принципом удовольствия или наслаждения. Мотивы человеческой деятельности так же многообразны, как и она сама; та или иная эмоциональная окраска является лишь отражением и производной стороной реальной подлинной мотивации. Как и динамическая теория Шиллера-Спенсера , гедонистическая теория упускает из виду реальное содержание действия, в котором заключен его подлинный мотив, отражающийся в той или иной эмоционально эффективной окраске. Признавая определяющим для игры фактором функциональное удовольствие, или удовольствие от функционирования, эта теория видит в игре лишь функциональное отправление организма.Такое понимание игры фактически неудовлетворительно, потому что оно могло бы быть применимо лишь к самым ранним "функциональным" играм и неизбежно исключает более высокие ее формы.

Наконец, фрейдистские теории игры видят в ней реализацию вытесненных из жизни желаний, поскольку в игре часто разыгрывается и переживается то, что не удается реализовать в жизни. Адлеровское понимание игры исходит из того, что в игре проявляется неполноценность субъекта, бегущего от жизни, с которой он не в силах совладать. Таким образом, круг замыкается: из проявления творческой активности, воплощающей красоту и очарование жизни, игра превращается в свалку для того, что из жизни вытеснено; из продукта и фактора развития она становится выражением недостаточности и неполноценности, из подготовки к жизни она превращается в бегство от нее.

Л. С. Выготский и его ученики считают исходным, определяющим в игре то, что человек, играя, создает себе мнимую ситуацию вместо реальной и действует в ней, выполняя определенную роль, сообразно тем переносимым значениям, которые он при этом придает окружающим предметам.

Переход действия в воображаемую ситуацию действительно характерен для развития специфических форм игры. Однако создание мнимой ситуации и перенос значений не могут быть положены в основу понимания игры.

Основные недостатки этой трактовки таковы:

• Она сосредоточивается на структуре игровой ситуации, не вскрывая источников игры. Перенос значений, переход в мнимую ситуацию не является источником игры. Попытка истолковать переход от реальной ситуации к мнимой, как источник игры могла бы быть понята лишь как отзвук психоаналитической теории игры.
• Интерпретация игровой ситуации как возникающей в результате переноса значения и тем более попытка вывести игру из потребности играть значениями является сугубо интеллектуалистической.
• Превращая хотя и существенный для высоких форм игры, но производный факт действования в мнимой (воображаемой) ситуации в исходный и потому обязательный для всякой игры, теория Л. С. Выготского произвольно исключает из нее те ранние формы игры, в которых ребенок не создает никакой мнимой ситуации. Исключая такие ранние формы игры, эта теория не позволяет описать игру в ее развитии. Д. Н. Узнадзе видит в игре результат тенденции уже созревших и не получивших еще применения в реальной жизни функций действования. Снова, как в теории игры от избытка сил, игра выступает как плюс, а не как минус. Она представляется как продукт развития, притом опережающего потребности практической жизни. Это прекрасно, но серьезный дефект теории состоит в том, что она рассматривает игру как действия изнутри созревших функций, как отправление организма, а не деятельность, рождающаяся во взаимоотношениях с окружающим миром. Игра превращается, таким образом, в формальную активность, не связанную с тем реальным содержанием, которым она как-то внешне наполняется. Такое объяснение "сущности" игры не может объяснить реальной игры в ее конкретных проявлениях.